11 февраля в Тегеране прошли многотысячные манифестации, военный парад и другие праздничные мероприятия по случаю 35-й годовщины Исламской революции, в результате которой на карте мира появилось государство под названием Исламская Республика Иран. События начала 1979 года в Иране полностью изменили военно-политическую ситуацию не только на Ближнем и Среднем Востоке, но и в мире.

Исламская революция в Иране на самом деле представляла собой череду событий, происходивших в течение всего 1978 года и в первые два месяца 1979-го, когда исламское шиитское духовенство организовывало все более массовые забастовки и демонстрации против власти правившего страной с 1953 года шаха Мохаммеда Резы Пехлеви. В 1973 году шах, поддерживавший дружеские отношения и с США, и с Советским Союзом, окончательно установил в Иране жесткий авторитарный режим и начал ускоренно проводить крайне непопулярные в народе экономические реформы и насильственно вестернизировать повседневный быт иранцев. Все политические партии, кроме правящей, были запрещены, а тайная шахская полиция САВАК стала известна во всем мире своей жестокостью по отношению к любым оппонентам режима.

​2 декабря 1978 года в Тегеране, несмотря на введенный незадолго до этого режим военного положения, прошла двухмиллионная демонстрация с требованием ликвидации монархии. В стране полностью остановили работу все заводы, нефтедобывающие предприятия, транспорт. 16 января 1979 года Мохаммед Реза Пехлеви бежал из Ирана за границу, оставив власть в руках премьер-министра Шапура Бахтияра. В Иране началось народное ликование. Бахтияр пообещал в ближайшее время организовать в стране свободные выборы, освободил политзаключенных и ликвидировал САВАК. После чего обратился к жившему в эмиграции в Париже имаму Рухолле Мусави Хомейни, носившему высший шиитский титул аятоллы, главному идеологу борьбы против шахского режима, человеку, одинаково ненавидевшему западный мир, Израиль и СССР и его коммунистическую идеологию, с просьбой: вернуться в Иран и составить новую конституцию.

Хомейни прилетел в Тегеран 1 февраля 1979 года, однако немедленно отверг все предложения Бахтияра о сотрудничестве. 9 февраля на тегеранских улицах начались бои между вооруженными сторонниками Хомейни и гвардейцами и военными, сохранявшими верность старому режиму. Они закончились 11 февраля, когда Генеральный штаб иранской армии заявил о своем нейтралитете в происходящих событиях, а фактически – сложил оружие.


Поэтому именно 11 февраля и считается датой Исламской революции в Иране, хотя о провозглашении Исламской Республики Иран было объявлено лишь 1 апреля 1979 года, после одобрения будущего пути государства большинством населения на всенародном референдуме, напоминает международный обозреватель Радио Свобода Ирина Лагунина:

– Это, действительно, была кардинальная смена строя. Иранцы хотели перемен, которые произошли. Их государство сейчас выделяется среди всего региона очень большим своеобразием и самобытностью. Как ни парадоксально, Иран долго был и остается самым демократическим государством Ближнего Востока, региона, который управляется, или управлялся до начала "арабской весны", королями, эмирами или "пожизненными президентами". В Иране есть выборная система – хотя эти выборы очень часто подтасовываются, но, тем не менее, выборная система существует. В Иране нет жесткой иерархии исламских духовных лиц. Это связано, конечно, не с особенностями государственной системы, а с шиитской религией, в которой каждый человек сам избирает аятоллу, учению которого он хочет следовать, заветы и догмы которого ему близки.

– Насколько события в Иране в 1979 году изменили соотношение сил во всем мире, в первую очередь в мусульманском? До этого "державой номер один" в исламском мире была Саудовская Аравия, с ее запасами нефти. Но вдруг появился мощный, весьма богатый, абсолютно независимый, ни от западного блока, ни от советского, игрок на международной арене…

– Я бы выделила два момента, которые действительно кардинально определили дальнейший ход истории. Во-первых, новое государство, Исламская Республика Иран, оказалось враждебно настроено к США. Это определило не только соотношение сил на Ближнем Востоке (хотя после этого изменилась в более дружественную сторону политика США по отношению и к Египту, и к Израилю), но и сказалось на ходе войны в Афганистане. США почувствовали в 1979-80 годах, при очередном обострении холодной войны, некое фронтальное наступление на своих бывших союзников, их потерю. С одной стороны, советское вторжение в Афганистан, с другой – развал ирано-американских отношений. Именно это подвигло США вмешаться в афганский конфликт, предоставить моджахедам оружие, а потом и те самые "Стингеры", которые определили ход афганской военной кампании.

Второе, что кардинально изменилось, – Ближний Восток почувствовал необходимость защиты своих нефтяных интересов и возможность более жесткой линии в отношениях с западными странами. Например, основная нефтяная компания Саудовской Аравии ARAMCO была национализирована в 1980 году, то есть сразу после революции в Иране.

– Любая революция пытается заниматься неким собственным экспортом. Насколько преуспел Тегеран за 35 лет в экспорте своих идей?

– Не очень преуспел, потому что эта революция базируется на ценностях религии, а та ветвь ислама, которую проповедуют в Иране, шиизм, вовсе не превалирует в исламском мире. Но есть страна, которая испытала на себе сразу же влияние Ирана после Исламской революции, – это Ливан. То, что происходило в Ливане в 80-е годы XX века, а именно – рост влияния организации "Хезболлах", во многом определяется иранским фактором.

– Можно ли говорить о трансформации "режима аятолл" за прошедшие 35 лет? Или идейно и социально-политически страна осталась в той же точке, в которой она находилась в первые годы после Исламской революции?

– В первые годы после революции аятолла Хомейни оставался человеком по-своему очень либеральным и пытался построить эту самую новую, вполне демократическую, систему. Когда ему на смену пришел аятолла Хаменеи, все изменилось. Система стала более авторитарной, в большей степени подконтрольной Высшему духовному лидеру Ирана, она меньше опиралась на мнение совета аятолл, а больше на мнение одного человека. Это не то, чего хотели иранцы, – именно поэтому последние выборы в Иране проходили при массовых манифестациях молодежи, которая недовольна тем, как развивается страна.

– Насколько крепок существующий в Иране режим сегодня? Вы упомянули молодежные протесты последних лет. Но, объективно говоря, если бы большая часть населения не поддерживала те ценности, которые провозглашает официальный Тегеран, то эта власть если бы и не пала, то, по крайней мере, она бы очень заметно для внешнего мира и постоянно шаталась. Но ведь этого нет?

– Дело в том, что в Иране были периоды послабления религиозных норм и периоды их ужесточения. После Исламской революции возникла непредвиденная проблема – из-за запрета контрацептивов в Иране произошел взрыв рождаемости. Почти 80 процентов нынешних иранцев – это поколение, родившееся после революции. Население выросло, и настолько резко, что страна обнищала. Это привело к тому, что режиму пришлось в 90-х годах пойти на некоторые послабления, начать политику регулирования рождаемости – а с этим пришел и более свободный общественный диалог в целом. Причем когда я говорю о мерах регулирования, я не имею в виду таблетки или презервативы. В Иране семьям предложили решать эту проблему медицинским, хирургическим путем. И многие мужчины, у кого в семье два или три ребенка, а прокормить больше они уже не в состоянии, пошли на стерилизацию – только потому, что для мужчин она легче. Потом опять стали закручивались гайки. А сейчас мы вновь видим вроде бы какое-то ослабление строгости режима. Так что в целом большинство населения Ирана пока не готово выступать против этой власти – просто потому, что она очень умело маневрирует и использует внешние факторы в пропаганде. Это и опора на идею собственной ядерной программы, и на заявления о том, что почти весь мир якобы выступает против Ирана, это поиск постоянного внешнего врага. Все это избитые приемы любой авторитарной власти – но, тем не менее, в какой-то степени они работают, приводят к сплочению населения.

– На основе вашего опыта общения с иранцами, живущими и за границей, и дома, скажите – у простого иранца есть ощущение, что он живет в осажденной крепости, или нет?

– Это ощущение пытается создать официальная пропаганда, оно есть у более пожилого поколения (наверное, как и в России). Но молодежь спокойно и радостно присоединяется, например, к "Фейсбуку", социальные сети развиваются в Иране очень активно, хотя весь интернет в стране контролируется. Ощущения осажденной крепости у этих молодых людей нет, – считает обозреватель Радио Свобода Ирина Лагунина.

Радио Свобода